Личный опыт: как у меня нашли рак

15 октября — Всемирный день борьбы с раком молочной железы. Среди онкологических заболеваний у женщин этот рак занимает первое место. К счастью, сегодня эта болезнь отлично лечится, причем в любом возрасте. Главное — верить в успех и понимать, что рак — не приговор. Доказательством этому служит история нашей героини. В 42 года она случайно обнаружила, что у нее рак яичника и перенесла радикальную операцию. Из-за тяжелых побочек химиотерапии она почти перестала ходить, а муж на фоне сложностей чуть не ушел из семьи. Сейчас героиня уже 17 лет в ремиссии. И вот что она хочет рассказать женщинам.

Как у меня нашли рак

Меня зовут Ирина (здесь и далее имя изменено по просьбе героини. — Прим. ред.), мне 59 лет. Я из Тульской области, сейчас живу в Московской. У меня неоконченное высшее образование, но я очень люблю учиться и уже поменяла множество разных специальностей: массажист, фитнес-тренер, волонтер в детском лагере, работник пищевой промышленности, компьютерный специалист.

Я заболела 17 лет назад, в 2008 году. О диагнозе «рак яичника» я узнала совершенно случайно. В то время я часто простужалась: заболевала, выздоравливала и опять. У моей близкой подруги, врача, было много медицинской литературы, и из нее я сделала вывод, что это либо онкология, либо сильное воспаление. Начала проверять организм с осмотра у гинеколога, и она сразу нашла новообразование. Врач отправила меня на анализы, а затем в онкоцентр.

Когда мне окончательно поставили диагноз, по первости я растерялась и плакала. Сразу подумала: а как же мои дети? Дочери тогда было уже 18, а сыну всего 12. Из близких — только муж. От дальних родственников — никакой помощи, знакомых рядом тоже не осталось. В нулевые годы многие думали, что онкология — равно смерть. Ни у меня, ни у кого из моих друзей на тот момент не было опыта, чтобы кто-то после такого диагноза выжил. От меня шарахались, боялись. Бывало, я кому-то позвоню: «Мне нужно то-то», а в ответ всегда: «Ой, я занят». По взглядам окружающих было видно, что они делают ставки, когда же со мной случится что-то нехорошее. А я про себя думала: не дождетесь.

Как проходило лечение

Радикальную операцию — удаление матки — провели в сентябре, на мой день рождения. Когда муж с сыном пришли в больницу, они сначала меня даже не узнали — настолько я изменилась внешне. Волосы стояли дыбом, и я была в какой-то прострации. Сын первое время меня из-за этого сторонился.

После операции назначили шесть курсов химиотерапии, которые закончилась только к марту. Первая же химия далась ужасно: начались судороги, я была буквально зеленого цвета, и врачам пришлось меня откачивать. Организм выворачивало, и медсестра дежурила возле моей постели целую ночь.

Врачи ничего подробно не объясняли. Сказали только, что у меня такая индивидуальная реакция на химию. А после выписки начались побочки, из-за которых жизнь круто поменялась: первое время я еле двигала ногами — сыну пришлось заново учить меня ходить. Недержание, отечность, выпадение волос, химический запах от тела. Было больно распрямляться и наступать на пятки — как будто ходишь по битому стеклу. А еще пришло что-то вроде прострации и апатии — я не могла говорить и мыслить длинными фразами, а эмоции практически пропали. Я существовала как в сказке «Марья-искусница»: «Что воля, что неволя — все равно».

Долгое время я даже выглядела лет на 20 старше — переживания отражались на лице. Каждый раз перед следующей процедурой химиотерапии я на всякий случай просила у близких прощения, потому что не знала, выберусь ли из очередного кошмара.

Единственное, что стало для меня опорой — поддержка женщин из совместной палаты. Они говорили: «Не надо распускать нюни и плакать. Иначе умрешь». В нашем сообществе очень осуждались слабость и капризы. Мне это здорово помогало.

А еще когда я приехала на вторую химиотерапию, выяснила, что в отделении про меня прошел слух — как меня выходили, и я вернулась в добром здравии. Из-за этого люди стали обращаться ко мне за помощью. Казалось бы, чем я могла их поддержать? Я не помнила, как пережила свою операцию и первую химию. Я ходила плохо и чувствовала себя не лучше. Но все равно разговаривала с ними, делилась опытом. Это отвлекало от собственных проблем, и мне становилось легче. Ты сочувствуешь другому, и забываешь про себя.

Как рак стал катализатором кризиса в моей семье

Когда я узнала свой диагноз, мы с мужем договорились: будем жить вместе, бороться и не рассказывать про все происходящие ужасы детям столько времени, насколько хватит сил. Он, конечно, растерялся, у него отторжение было. Говорил, что я больше не нужна ему как женщина, и что от меня плохой, химический запах. Даже стеснялся выходить со мной на улицу.

Дело в том, что его мама умерла от рака. Видимо, моя ситуация напоминала ему об этом. Он признавался: «Я не могу даже тебя обнять, сразу думаю о том, что ты погибнешь в моих объятиях». Конечно, часто он вел себя некрасиво. Мне хотелось прижаться, поплакаться, высказаться, как мне трудно. А получалось, что некому — муж не поддерживал меня. Не выгонял, и то было хорошо. Мужчины моих соседок по отделению сразу после озвучивания диагноза разворачивались и уходили от них.

Наши общие знакомые говорили мужу: «Зачем она тебе нужна? Все равно умрет. Откажись от нее, и сдай в интернат для инвалидов. Мы тебе новую женщину найдем». Правда, их даже даже не приходилось искать. Женщины сами нам звонили, а на улице одна нас даже постоянно преследовала. Я спрашивала у мужа: «У тебя что, другая?». Он отрицал. Хорошо, что у меня тогда была апатия — иначе я бы точно сошла с ума.

И все-таки я благодарна мужу. Он полностью взял на себя заботу о нашем сыне: делал с ним уроки, общался, гулял, бегал по магазинам, вообще все хозяйственные вопросы легли на него. Ну а какой женщине это неважно? Ушла бы я от мужа с ребенком, лежала бы и болела, а сын возле меня сидел? Я этого боялась.

Спустя время муж стал меня мотивировать: «Чего ты лежишь целый день? Сделай с парнем уроки. Нет сил — пробуй лежа». Равнодушно и спокойно убеждал: «Терпи. Ты нужна детям».

Конечно, он ни разу не сказал, что я нужна ему. Наоборот: «Я себе всегда могу найти другую женщину». Меня это подстегивало не быть нытиком. Я уже не обращала внимания: есть или нет у него любовницы. Я поставила себе цель восстановиться: придумывала себе комплексы упражнений, изучала медицинскую литературу, консультировалась с врачами.

На тот момент мы были уже не «муж» и «жена» и между нами были не «любовь» и «взаимопонимание». Это были партнерские, деловые отношения. Я простила его. Неважно — изменял, не изменял. Я приняла его таким, какой есть. Даже стремилась его порадовать — вязала носки. Как потом выяснилось, для мужа это сыграло ключевую роль, что я, будучи в тяжелом состоянии, все равно думала о нем.

Спустя несколько лет — когда я уже восстановилась — он говорил, что я лучшая и любимая женщина, что наконец я вернулась в прежнем состоянии. Но мне эти слова уже было не нужны. Осадочек-то остался! Я же видела, слышала, помнила его жестокое отношение. За свое поведение он так и не извинялся. Убеждал, что специально создал атмосферу, в которой я начала бы бороться и выкарабкиваться. Не знаю, может быть он и прав.

Что я думаю о раке спустя 17 лет

Сейчас я давно в ремиссии, но каждый день — борьба с последствиями химии и онкологии. У меня был ослабленный организм, на фоне чего случились пневмония и климакс, проблемы со щитовидной железой и спиной. Я постоянно должна поддерживать себя в тонусе: гимнастика, дыхательные упражнения.

Стереотипы об онкологии тоже до сих пор преследуют меня. Например, недавно в клубе для пенсионеров зашел разговор о том, какие каждый из нас переживал переломные моменты. Я рассказала про химиотерапию, а одна женщина начала креститься. До этого мы с ней мило общались, а тут она переменилась в лице. Было видно, как сильно она испугалась и насколько большую почувствовала брезгливость. Мне стало обидно.

Последние годы я часто выступаю равным консультантом [прим. равные консультанты — это люди с особым личным опытом, которые помогают другим, кто только столкнулся с похожими переживаниями. Это может быть опыт тяжелой болезни, потери близкого, особенного материнства и т. д. Равное консультирование не заменяет работу врачей или психологов — это не работа, а волонтерская деятельность, координируемая профильными благотворительными организациями]. Хожу в поликлиники, онкоцентры и общаюсь с пациентами, поддерживаю их рассказом о своем опыте. Недавно, например, у родственника мужа случилась онкология, а я его воодушевила: «Чего ты умираешь-то? У меня тоже был такой диагноз. Будешь жить, куда ты денешься». Такая у меня позиция.

Мой совет: что делать, если у вас в семье кризис из-за болезни

Конечно, всегда можно психануть и проявить гордость: уйти, хлопнув дверью. Самолюбие — это важно. Но если вы цените своего супруга, если у вас есть дети — иногда нужно перетерпеть. Помните, что человек рядом с вами тоже переживает. Он растерялся, испугался. Возможно, даже больше, чем вы. Примите его таким, какой он есть — не зря же говорят «и в горе, и в радости». Мы с мужем в итоге сохранили свою семью. Я поддерживала его до самого последнего дня — он умер во время эпидемии коронавируса.

Если чувствуете, что вам не хватает тепла — оглянитесь вокруг. Нам всегда посылают людей, которые нам помогут. Я, например, однажды случайно встретила женщину, которая завела со мной разговор: «Что это ты такая бледненькая, зелененькая? Не онкология? Не переживай, все у тебя еще будет. Я тоже через это прошла». Не представляете, как она этими словами тогда меня поддержала. Тепло иногда гораздо проще найти в совершенно посторонних людях. А еще важно самому помогать другим. С кем-то посидеть рядом? Хорошо. Подержать за руку? Ладно. Поговорить? Обязательно.